Я родом из "Империи зла"

Я родился почти сорок лет назад во вполне цивилизованной стране, которую Рональд Рейган называл \"Империей зла\". В этой Империи не ходили по улицам танки, не жгли своих городов, не давили танками грудных детей на глазах мамаш. По Ленинграду можно было спокойно пройти в любое время суток, слово \"разборка\" не было частью обычного лексикона, воры в законе и без закона не входили в состав республиканских правительств. В газетах не печаталась разухабистая чернуха, по телевидению не гнали порнографию, не собирались митинги с призывами давить жидов, а услышать термин \"контактные колонии\" можно было только в психушке.
Обитателей психушек с их теориями и методами еще не спустили на нас, еще не избрали президентами и депутатами. Первые секретари еще не совершали хадж в Мекку, еще не резали армян в Сумгаите, еще не воевали между собой народы. Еще находились деньги на науку и культуру. По всей стране действовала обязательность среднего образования. На перекрестках десятилетние детишки не мыли окна автомашин, задыхаясь их выхлопом. Короче, все признаки \"Империи зла\" были налицо.

Мне многое не нравилось в то время. На фоне всеобщего спокойствия действительно возмутительным казалось, что больше сорока человек сидит в тюрьмах за убеждения. Я был убежденным демократом, считал, что нужна представительная власть, ликвидация монополии КПСС, свобода слова, особенно в науке - и тогда все мы быстро прорвемся к светлым далям. Взглядов своих я не скрывал, но никто меня за них не преследовал.

Я никогда не верил в коммунистические идеалы, но никогда не был ни антикоммунистом, ни антисоветчиком. Я вообще скептически отношусь ко всяким \"анти\". Я не признавал коммунизм как тоталитарную идеологию, но я осознавал, что идеология эта была позитивной по своим целям и направленности. Антикоммунизм сохраняя тоталитарность идеологии, отрицает в ней именно позитивные идеалы. Поэтому он оказывается негативной тоталитарной идеологией, то есть фашизмом по определению.

Для меня всегда было довольно ясно, что надо делать для улучшения ситуации. Я никогда не искал врагов, которые нужны для самоутверждения только бездарям. Я никогда не призывал к насилию и мести, к ненависти. Я не требовал крови детей и внуков за реальные или мифические преступления их отцов. Надеждой того времени было, что удастся сохранить все преимущества завещанной Брежневым стабильности и либеральной цивилизованности, от которой до нормальной демократии оставалась лишь пара шагов. Была надежда эти шаги сделать.

Разбуженный Горбачевым и Яковлевым демон антикоммунизма разрушил наши надежды на великую и цивилизованную Россию, на вхождение СССР в семью цивилизованных народов в качестве равного партнера, на быстрый прорыв к европейскому стандарту жизни. Этот демон вырвался из недр продажно-номенклатурной среды и быстро выгрыз власть у ослабленной либерализмом КПСС.

Август 1991 года был первой победой антикоммунистов и над коммунистами, и над силами демократии. В один день они сумели выхватить у коммунистической верхушки власть, и у нас - наши знамена и веру. Демократические силы надолго оказались как бы за бортом ситуации.
После августа 1991 года единственным прибежищем подлинно демократических сил оказался Верховный Совет России. Среди народных депутатов и сотрудников аппарата немало было, конечно, и антикоммунистов, и ортодоксальных коммунистов, и представителей разного рода идеологических течений. Нашлось там место и для демократических взглядов.
Первый съезд народных депутатов России имел уникальный состав. Это были первые честные и свободные выборы. Обкомы уже ничего не решали, а денежные мешки и органы безопасности не решали еще. Такое бывает только в переходные периоды. Таким был французский революционный Конвент или первый состав американского Конгресса.

Эти люди были идеалистами. Представьте себе, что большинство депутатов Верховного Совета не брали взяток - ушли, с чем пришли. Представить такое, видя поведение нынешнего состава нашей Думы или американского сената, достаточно странно, но нельзя забывать, что те люди пришли на волне высочайшего подъема народного духа.
Конечно, и в том составе были люди типа Починка, Филиппова, Воронина, Юшенкова, Киселева или Рябова. Были не только воры, но и непримиримые параноики. Но не они делали погоду, не они были подлинным лицом Верховного Совета. Большинство депутатов были просто хорошие люди. Не очень разбиравшиеся в политике (даже те, кто вышел из провинциальной номенклатуры), учившиеся многому на ходу, ошибавшиеся, но - честные и действительно верившие в Россию и желавшие ей добра.

Обстановка Белого Дома представляла собой разительный контраст подозрительной тяжести духа пыльных коридоров Старой Площади или звериной склочности обитателей Кремля. Здесь не делили деньги, не ходил левый \"нал\". Здесь не рвали друг другу горло за дележ взяток. Здесь шли искренние споры о России. О той, в которую верили, о которой мечтали, которую каждый представлял по-разному, но которую никто не мыслил продавать.
Эти люди были лучшим наследием той эпохи, когда еще не шла гражданская война в разорванной и раскровленной стране. Среди них было слишком мало тех, кого вела ненависть, и достаточно много тех, кого вела любовь. Судьба и психоаналитическое образование дали мне дар видеть скрытые мотивы людских поступков. Я первый раз видел сразу столько людей, побудительным мотивом которых было искреннее, глубокое и неосознанное желание делать добро.

Я любил этих людей и продолжаю любить. Я благодарен господу, за то, что он дал мне возможность увидеть то, что бывает только раз за жизнь каждого народа - это высокое собрание, рожденное светом великих надежд в конце пассионарного надлома, накануне ренессанса. Надежд пускай несбыточных, но составляющих квинтэссенцию народного духа. Я видел это близко, и я знаю, за что я должен и могу любить мой народ.

Я помню Белый Дом напоенным этим светом, и поэтому мне тяжело сегодня видеть его новые вывески и новые дверные ручки, подозрительно-ненавидящие взгляды снующих по коридорам чиновников. Они кажутся здесь оккупантами и захватчиками, и ведут себя как оккупанты и временщики. Белый Дом не приемлет их самой своей сущностью. Огонь и кровь октября не осквернили его так, как эта свора, пустить которую сюда было, наверное, большим кощунством, чем сделать конюшню из Версальского дворца.

Эти люди понимали свою обреченность. Это прорывалось в их словах и в их делах. Они старались успеть как можно больше. Чувствуя приближение диктатуры, они старались создать задел как можно большего количества прав и свобод, надеясь предотвратить этим окончательное сползание страны в пропасть вялотекущего мафиозного фашизма. И успели они, в общем-то, немало.

Несомненной заслугой Верховного Совета были поправки к Уголовно-процессуальному кодексу, вводившие суд присяжных. Этот Закон, основа демократизации судопроизводства, освобождения его из-под жесткого контроля исполнительной власти, с трудом пробивался сквозь ставившиеся этой исполнительной властью рогатки. И он был все-таки принят!

В 1993 году Верховный Совет принял еще один фундаментальный Закон, переменивший нашу жизнь - Закон о свободном въезде и выезде. Этот закон покончил с нашей зависимостью от произвола овировских чиновников и их хозяев из КГБ и называющихся теперь мэриями обкомов. Я помню, с каким огромным трудом проходил Закон, как Козырев старался сорвать его выполнение, с каким остервенением вся эта огромная, живущая со взяток за выездные визы махина пыталась не допустить новой свободы. Я помню, как на целых полтора года растянули его введение, сохраняя старый порядок выдачи выездных виз и придумав обмен загранпаспортов.
Но дело было сделано. Сегодня свобода эта также естественна для нас, как воздух. И мы уже успели забыть, что когда-то этого не было. Успели забыть, кто нам эту свободу дал.
Не успели многое. Не успели урегулировать вопросы собственности. Противоречия в законодательстве о приватизации сталкивают сегодня слишком многих лбами, очень многим они уже стоили жизни, и еще много самых активных представителей молодого поколения россиян падет жертвой порожденных ими бандитских наездов. Вся эта кровь на совести Чубайса и его подручных. Мы хотели ее предотвратить. Не успели.
Этот день навсегда останется черной датой в русских календарях.
Это мир, где я вырос, и который я любил.

Я любил этих людей, с их простой совестью и трудолюбием, с их небогатой, но старательно-приличной одежкой, с их привычкой выбирать в магазине пусть поплоше, но подешевле, с их верой в будущее, с их ошибками, с их верой в честность обещаний и вечной готовностью обмануться, с покладистой добротой и своей глубоко запрятанной врожденной русскою правдой. Я любил стариков, рассказывавших мне нажитую годами мудрость. Стариков, знающих, что в России надо жить долго. Чтобы увидеть, наконец, правду.

Я продолжаю любить их. Я продолжаю любить тот мир, где я родился, вырос, учился премудростям жизни, пытался открыть окно в страну всеобщего достатка и благополучия, которая ведь вот здесь, совсем рядом.
Забвение прошлого грозит великими бедами. Уроки истории говорят пока лишь о том, что из нее не извлекают должных уроков. Прошлое не уходит. Оно всегда с нами. Как огонь из сопла ракеты, оно остается за спиной, чтобы мы могли продвигаться вперед.